Отправлено: 20.06.10 20:43. Заголовок: КОЛОНИИ СТАЛИ ХУТОРАМИ…

Э. А. Сокольский

КОЛОНИИ СТАЛИ ХУТОРАМИ…

НАДЕЖДЫ НЕ ОСТАЛОСЬ

С 1876 года в Приазовье потянулись немцы – жители центральных губерний России, Поволжья, Бессарабии, Поднепровья… Арендовали землю, объединялись по несколько семей, чтобы приобрести участки земли в складчину. Так возникали поселения, или колонии (в просторечии – колонки). Как они выглядели? Поставленные в одну широкую улицу, крытые черепицей или жестью белёные кирпичные дома (жилые помещения, кладовая, конюшня, сарай для экипажей – всё под одной крышей, отдельно – хлебный амбар и погреб), сплошь цветники. В крупных поселениях имелись школы (в обязанности учителя входило преподавание закона Божьего и проведение богослужений). Ни администрации, ни милиции, вместо них – староста (шульц). Передовые хозяйственники (почти недостижимый образец для наших агрономов), немцы жили замкнуто и, как писала пресса тех лет, «с презрением к русскому крестьянству». В период коллективизации, вынужденно приняв новую политику, они продолжали служить образцом для колхозников Северного Кавказа: газеты тех лет не раз называют донских немцев победителями соцсоревнований.
А с приходом к власти нацистов отношения советских властей с немецкими колонистами осложнились. Отныне не место было немцам на русской земле… «Колонки» замаскировались под русские хутора. Непонятно, как уцелело одно-единственное название – Офенталь , – хутора в сорока с лишним километрах от Таганрога, рядом с селом Фёдоровка.
– Хутора давно нет, сейчас увидишь, – Юрий Фёдорович Крылов, преподаватель основ безопасности жизнедеятельности в фёдоровской средней школе, завернул направо, едва мы выехали из Фёдоровки. «Жигули» мягко покатили по грунтовке … я подумал – к большой заброшенной ферме, но нет, «ферма» оказалась хутором Офенталь, однако первый двор справа, из глубины которого выглядывали шиферная крыша и покосившаяся голубятня, действительно, принадлежал фермеру – единственному жителю Офенталя.
Дальше, за двором фермера, шёл пустырь, за пустырём кое-где из земли, покрытой зарослями лебеды, амброзии и прочих сорняков, торчали полуразвалившиеся стены домов. Впрочем, два дома ещё выглядели основательно, солидно.
– В одном из этих домов, я помню, жили две старушки, – вспоминал Юрий Фёдорович, когда мы вышли из машины. – Как они тут выживали, не знаю… Теперь все кому ни лень ругают советскую власть – коммунисты плохие! А не стало коммунистов – вот и закрыли сначала клуб, потом магазин; и что людям было делать? Ходила автолавка – и её аннулировали. Идёт бабка в Фёдоровку, самая крепкая, выдержанная, за провизией её послали, – а мороз трескучий; и стучится, бывало, в дом: «Пусти погреться!» – «Да заходи!». А сколько раз было – еду и вижу: идёт; торможу: «Подвезти?» – «Да подвези!» – «Садись, бабка!».
По левую сторону дороги – кем-то насыпанная, что ли? – вытягивалась цепь земляных бугров, тоже поросших сорняком.
– Свинарник в Фёдоровке строили – дома сносили, это было где-то во второй половине восьмидесятых, – объяснил Юрий Фёдорович. – От домов и остались эти кучи. Да и местные, когда переезжали в Фёдоровку, разбирали дома – и свои, и чужие, и клуб, и магазин, – всё ведь стало ничейным!
За буграми расстилались поля подсолнухов, на горизонте приподнималась голубоватая в слабом утреннем свете возвышенность: где-то там – хутор Оболонский, ныне заселённый приезжими с Кавказа. А здесь, в Офентале, всё выглядело угрюмым, неприветливым, бессмысленным.
– В сороковом немцев депортировали, – продолжал, помолчав, Юрий Фёдорович, – а после войны хутор так и звали, как раньше, – колонией. Были ветпункт, медпункт, Офенталь относился к колхозу имени Мичурина. До шестидесятых все поддерживали чистоту – сказалась немецкая закалка! Дома покрашены, всюду палисадники. Зажиточный был хутор! Дома огромные, длинные стояли, – всё под одной крышей. В клубе три раза в неделю крутили кино. Жили и немцы тут: некоторые вернулись сюда из Сибири. Надеялись на хорошую жизнь. И вот дождались…
А я мог Юрию Фёдоровичу лишь сообщить, что хутор был основан в 1879 году как Долина Надежд – именно так переводится с немецкого «Офенталь»…

ПУТЕШЕСТВИЕ В ОЛЬГЕНФЕЛЬД

«Эта земля когда-то принадлежала помещику Энгельгарду, о котором Шолохов повествовал в своём «Тихом Доне», – рассказывал драматург и сценарист Виктор Мережко, известный фильмами «Здравствуй и прощай», «Вас ожидает гражданка Никанорова», «Полёты во сне и наяву» и другими. – У помещика было трое детей, каждому из которых он выделил по наделу земли. Они носили имена его наследников. Наш же достался Ольге, а называть его стали соответственно на немецкий лад, что в переводе значит «Ольгино поле». Когда я родился, немцев на хуторе уже не было».
Мережко ошибся: он родился в 1937 году, а немцев из Ольгенфельда стали высылать в Сибирь только с 39-го. Кроме того, что значит – на немецкий лад? Понятно ведь: Ольгенфельд и прочие колонии на Дону основали в конце ХIХ века в основном молодые семьи, выходцы из старых немецких колоний Украины и Поволжья, а также и немцы из самой Германии (по тогдашним законам они имели право приобретать в России земли и заниматься хозяйством). Русский язык они не учили, при необходимости приглашали переводчика.
Так в степи, вдоль заболоченных лугов, которые, потерявшись за горизонтом, сольются с камышовыми зарослями реки Еи и Ейского лимана, в одну линию выстроилось поселение Ольгенфельд – светлокирпичные, крытые черепицей дома оригинальной архитектуры: сложные рельефные украшения стен в виде полуколонн, ваз, гирек, затейливые сандрики (двойное полукружие либо остроугольный козырёк над окнами). И сейчас можно видеть эти дома, в том числе две бывшие школы и магазин; особенно выделяется жилой дом, сложным фронтоном похожий на замок или виллу в стиле модерн. Стоит на краю большой травяной поляны и кирха – крепкая, массивная, но обезглавленная (после войны – колхозный клуб); множество длинных узких окон с полукруглым завершением и белые полуколонны по всей стене на одинаковом расстоянии друг от друга придают ей строгость и официальную важность.
Вот оно как: чтобы увидеть остатки «немецкой старины» в Ростовской области, нужно ехать в такую глушь – на самый юг Азовского района! Хоть Ольгенфельда уже нет, а есть – посёлок Южный.
Ещё в 1915 году старшина Ростовского округа Сутулов представил в областное правление список поселений, где приводил русские названия, «коими желательно называть колонию». В списке предлагалось соседнюю колонию Руэнталь именовать не Спокойная Долина (как в переводе), а Рябиевка, сам же Ольгенфельд – не Ольгополь, а Чепелевка (второе название деревни Машино близ Ольгенфельда). Руэнталь действительно местные жители называли Рябивська колонка (от хутора давно не осталось и следа), а вот Ольгенфельд ещё долго не менял имени: в 30-е годы в документах значилась Ольгенфельдская МТС (она возникла в 1929 – 30 годах, тогда и русские стали здесь поселяться, и лишь в 43-м стала Микояновской: Ольгенфельд первоначально переименовали в честь известного государственного деятеля). В то время на МТС работали уже только русские – комбайнёры, трактористы и шофера из окрестных хуторов. Мне повезло: когда я только начал знакомство с посёлком, со мной поздоровался отдыхавший на скамейке коренастый дед – как выяснилось потом, он двадцать лет проработал на МТС механиком
– Думал: поприветствую, а вдруг кто знакомый идёт, а я уже почти не вижу… Всё, здоровья нет, от инсульта только отошёл, – пожаловался дед. – Василь меня зовут, я с 36-го. Тут теперь все новые живут, стариков не найдёшь, никто ничего не знает… А я вот кое-что помню.
Василь рассказал, что в феврале 43-го, когда Советская Армия шла с Кубани, много старых домов поломали: нужно было проложить хорошую дорогу на отрезке Александровка – Староминская; жителей переселили куда-то в другие дома, не спрашивая. А в 64-м немецкое кладбище сровняли бульдозером, мраморные надгробия увезли в Ростов…
Случалось, приезжали сюда немцы – проведать родные места… В Интернете я обнаружил рассказ Екатерины Дик, опубликованный в 2000 году в Мюнстере в газете «Русская Германия»: в 1991 году, по выходе на пенсию, автор этой статейки решила потратить свои премиальные 500 рублей на путешествие в Ольгенфельд.
«Никого из знакомых в родном селе я не встретила. Помню, остановилась у скамейки, на которой сидел мужчина, инвалид войны. Поздоровалась с ним и спрашиваю – не знал ли он моих родителей, бабушку или семью дяди по фамилии Кель? А в душе страх – вдруг узнает, что очень хочу побывать в доме, в котором родилась. Но он, к счастью, оказался добрым человеком. Узнав, что мне негде ночевать, предложил остановиться в его доме, в котором он жил с семьёй своего сына.
Оставив у него дорожную сумку, я сняла босоножки и босиком, как в детстве, отправилась искать свой дом. Нашла. Он почти не изменился. Только чуть поветшал.
Я постучала в дверь. Открыла мне женщина примерно моего возраста, поинтересовалась, кто я, кого ищу? Я ей всё объяснила. Выслушав меня, она предложила войти, попутно рассказав, что купила этот дом у одного фронтовика, и даже хотела показать купчую, но я поспешила её успокоить, что ни на что не претендую. Что сюда приехала исключительно по зову сердца, дабы побывать в родных местах.
Первую ночь в селе Ольгенфельд (называть его Южным не хочу) я провела в семье мужчины, с которым познакомилась, когда туда приехала. А вот вторую – под крышей родительского дома. Добрая женщина, которая теперь в нем живёт, сама мне это предложила.
Но, как известно, не все люди одинаковы. Например, мужчина, который поселился в доме, принадлежащем моему дяде, узнав кто я, с криком «Ишь, фашисты, проклятые! Ничего мы вам не вернём! Убирайтесь в свою Германию!» – набросился на меня с кулаками. Насилу его оттянули»…
Ольгенфельд (Южным называть посёлок мне тоже не хочется), как прежде, «по-немецки» вытягивается длинной улицей-автодорогой, под тенью вишен, жердёл, тополей и ольхи (через три километра трасса приводит в большое село Елизаветовка). И пусть старые дома попадаются нечасто – всё больше новые, тёмнокирпичные и деревянные – синие с зелёными ставнями, как повсюду в Азовском районе, – в Ростовской области здесь и только здесь, в Ольгенфельде, сохранился дух «донских немцев».